в какой-то момент и надолго, я забыла, что такое точить слово. когда-то я любила писать текста, придавать форму и цвет абстрактным образам из чертогов моего разума.

на какой-то момент жизни я настолько потеряла себя, что жила жизнью-плацебо. безвкусной, вторичной, лишь аллюзией на настоящую жизнь. в какие-то моменты начинаешь нагло лгать самому себе в глаза, перемывать свои же кости, искать врагов, которые могут эту ложь раскрыть.

в какой-то момент жизнь превратилась в лимбо. грехопадение/индульгенция/очищение на репите. куча гноя. больные раны. поделиться с другими? ха, из фурункула лавиной!

в какой-то момент понятия "воля" и "ценности" стали лишь отголосками общественных стандартов. они стали чуждыми, дикими, мелькали лишь фоновыми оповещениями в закоулках сознания.

мне кажется, возвращаясь к оттачиванию непокорных слов русского языка, я возвращаюсь к себе.

люди иногда приходят ко мне в очень неподходящие моменты, когда я просто скукожено и одиноко хочу сидеть на угловом крае своей кровати или молча наблюдать за облаками в оконце универа. при этом вместо увлекательного разговора, которым простительно перебить сессию моего уединения, начинается бесполезное перебирание слов, истории абсолютно неинтересные, глупые, баянистые, зажеваные десятый раз пластинки и прочие формы вербальных извращений и наказаний. в такие моменты я стараюсь сбавить напор поднимающегося внутричерепного давления простым пропусканием колебаний звуковых волн мимо ушей, но поскольку я не стремлюсь заставлять людей чувствовать себя ненужными и скучными, то приходится выдавать универсальные реакции и периодически ловить хоть одно словцо из предложения, чтобы не терять траекторию разговора.
к чему весь этот этюд?
самое противное в таких ситуациях не микроскопическое горе интроверта, даже не дискомфорт от прослушивания очередных приключений людей в погоне за хлебом на полках магазина или кашле у соседского ребенка, а мое ощущения стыда и вины, чтоя не хочу их слушать. я сгораю от неудобства, ведь я притворяюсь, что слушаю, пренебрегаю искренним желанием кого-то поделиться со мной этими мирскими пустяками. горю от нетерпения, ведь всегда хочется окончить акт страдания в подвешенном состоянии, когда не можешь ни думать, ни слушать, ни говорить, а лишь с нервным подергиванием конечностями ожидаешь, когда вновь сможешь закрыть свой кокон и вызвать всех сотрудников пограничной службы для охраны личных границ.

глупо, конечно, знать одно, хотеть другого, а поступать вообще по третьему пути.

иногда очень легко не срываться за черты пути социально одобряемого, даже и сам лихо клеймишь: то шлюха, этот алкоголик, они наркоманы, а этот тунеядец и бездарность.

ежишься от фотографий с чьих-то вписок, какой-то по-школьному мерзотной грязи, ревущей как драная собака с этих изображений.

рокот поднятых бокалов, кто-то отчаянно в третий раз доносит до тебя мысль, которую даже и не может выразить, падают с ног, звон пьяного смеха, языки, руки по одеждам трепещут. и вот, понимаешь: чем же ты лучше, чем остальное тряпье? допиваешь бокал и садишься в угол, надеясь, что утро не нагрянет.

и что больше никогда не будет этого желания согрешить, соврать, угореть - ведь осуждение чужое и собственное как сила трения не позволяет никому скользить свободно. нет никакой свободы.
зато есть понятия: иждивенец, алкоголик, курильщик, странный, скучный, шлюхан, быдлан, зануда, лжец, эгоист, лицемер.

все попытки тугие в этом городе.
в последние дни мне так хотелось плакать, так горевала, то ли от злобы к себе, за то, что не вписалась в правила игры нашего социума, то ли от злобы на мир, потому что так несправедлив в своих догматах. выживание здесь лишает удовольствий. и не только тех грязных, от которых так нас уберегают матери, но и даже воспаренно-невинных, когда ты желаешь просто испытывать нечто безобидное, но в наших условиях то безобидное является самой жестокой и безжалостной вещью на свете. человек человеку волк - это правда так. он сам себя лишает любви и уважения, он всегда готов грызть глотки, лишь бы самому так не страдать от варварских условий игры.
так и хочется потом извиняться перед всеми: перед ними, перед собой, перед верными друзьями дней своих суровых. возможно и этого счастья бы хватало, если б не надо было наверх жрать все это дерьмо.

щёлкнуло

хорошая новость кровью пролилась на мои одежды. я вам точно скажу, что взрослая жизнь -- тот ещё паскудный зашвкар. поликлиники, тц, магазины, университеты, работа, зарплаты, деньги, скидочные карты, проездной, набухшая косметичка-гигиеничка, 0,75 воды, калории, книги в метро, цены на презервативы, концерты, бары, подворотни, мода, коммуникация, отношения, ежедневники, списки дел, заметки, напоминания, готовка, записная книжка с рецептами, полив растений и земля для улиток. а самое главное - гипертрофированные амбиции и потребности наперекосяк срезаются пустым кошельком и 24 часами в сутки.

но все будет хорошо. я справлюсь. разложена кровать, лежат задания по иностранному, играет splashh - comfort. мутный и холодный день остается за оконным стеклом.

когда мне исполнилось 18, то до меня далеко не сразу долетело осознание вступления во взрослую жизнь. сперва я всё ещё надеялась, что цифры, годы, гражданские права - что всё это ни на что не влияет.

и вот, на днях я шла по дворам своего района с целью купить подруге тест на беременность, размышляла о том, что как было бы хорошо остаться наедине со своим протеже для долгих плотских утех, думала о том, что это будет прекрасный метод отвести душу и поблагодарить его за то, что он согласился оплатить мой штраф за распитие в общественном месте. так вот, эти мысли, которые шли образами и будоражили сознание прервали дети, которые назвали меня тётей. когда я вошла в аптеку, то поняла, что давно нет моего юношеского страха перед клерками, что я не стесняюсь и не задумываюсь о впечатлении, которое у них остается обо мне. и правда, зачем? они ведь не запоминают меня, также и в моей собственной памяти их лица размыты и различить можно лишь цвет волос и оттенок кожи.

к вечеру я узнала, что подруга моя беременна. мы сидели и пили дешевое пиво в забегаловке, где не было ни одного существа, которое не было бы мужчиной-алкоголиком за сорок. к вечеру мы сидели по обычаю на гаражах с нашими протеже и прочим самцовым сбродом, она пила экстренные контрацептивы и щедро запивала крыницей моцной. реанимировав и оттащив её невменяемо-пьяное тело домой, дальше пошло что-то там о наркотиках, не вдавалась в подробности. тем вечером они меня мало интересовали, да и хотелось уже прибыть домой. пообжимавшись с обкуренным протеже, я пришла домой.

с того дня до меня дошло: взрослая жизнь началась, а как с ней обращаться мы еще не знаем. через три месяца мне будет 19. видимо, настало время учиться.

забавно, как многие вещи возвращаются на круги своя. как одни и те же мысли ввинчиваются в голову и водоворотом нагнетаются снова и снова. вычерчиваешь знакомые с ранних лет линии и снова обводишь их, создавая жирный контур. да, та самая зона комфорта. граница эта зияет и режет глаз: прежние, о боги, нет! даже давние, считать уже можно родственные, обещания, кипа невыполненных планов. а все эти мечты и фантазии лишь на бумаге…
можно уже строить из этого дерьма бумажный дом и поджечь его вместе со своим страхом, ленью и излишней осторожностью, что так долго стояли на пути. я обещаю себе каждый раз чистый лист, и вот…
на нем опять точно выведен старый контур -- одно и то же.